— Видишь? И ты хочешь сказать, что я была не права? — теперь уже в её голосе были слышны нотки обиды. — Она у нас собственница растёт.
Вы, возможно, подумаете, что ему было смешно от этой сцены? Возможно, он был умилен? Все это, конечно, имело место быть, но, прежде всего, он чувствовал, что был счастлив. Совершенно по-глупому, абсолютно и беспросветно. Он даже представить не мог, что такое счастье доступно смертному человеку. Доступно ему... Доступно счастье в маленькой квартирке с невыносимыми соседями, вдали от всех друзей и родственников, в чужой и для него, и для неё стране… Но было ли все это важно, пока они были друг у друга? Он, она и их дочь? Разве не этому учили их Манчини?
Сегодня утром она украдкой любовалась им, а теперь он любовался ею. Любовался ею и дочкой…
— Ты ревнуешь? — немного посаженным от всех этих эмоций голосом, наконец заговорил Леон, но, чтобы не смущать жену, снова перешёл на шутовской тон. — Ты ведь тоже собственница.
Ему показалось, что в ее голубых глазах заплясали чертики. Он знал этот взгляд… Он знал, что он всегда приносил за собой либо погибель, либо величайшую радость…
— Я… Я жуткая собственница, — она наклонилась и поцеловала его в губы.
Тепло разлилось по всему его телу… А малышка, тем временем, почему-то радостно заулыбалась...