- Ты весь мокрый! Леон! Ты простудишься! – сама до конца не осознавая, какой смысл несут её слова, она выпалила, дрожащими пальцами уцепившись в пуговицы рубашки. - Снимай немедленно! Её надо высушить, а тебе согреться! Ну же Леон, помоги мне...
Расстегивать рубашку Хиляль перестала только тогда, когда с ужасом заметила, что осталось всего две нижних пуговицы, а Леон молча смотрит за тем, как неуклюже она борется с каждой мелкой петлицей. Пальцы её разжались и, схватившись рукой за лоб, Хиляль шумно вдохнула и выдохнула воздух, а её взгляд бесстыже уткнулся прямо в обнажённую грудь Леона. С трудом отвела она глаза от его широкой смуглой груди, открывшейся взгляду. Что она творит?! Что она творит? Почему Леон не делает ничего, чтобы прогнать это оцепенение, это колдовство?
- Как приятно видеть вашу заботу, маленькая госпожа! - хрипло произнёс Леон и властно взяв девушку за обе руки, притянул к себе, ладони Хиляль оказались прижаты к его обнаженной груди: крепкой, с гладкой горячей кожей. Хиляль, как зачарованная, подняла голову и прямо посмотрела Леону в лицо.
Огонь отплясывал в его глазах тот самый танец, в котором она сама кружила несколько минут назад. Его лицо было напряженным, дыхание участилось, и под пальцами Хиляль тяжело вздымалась грудная клетка, как будто Леону было нечем дышать. Неужели это она...она причина его такого состояния?! Хиляль закусила губу и медленно, боясь каждого своего неловкого движения, провела ладонью по гладкой горячей коже, еще влажной от дождя. Странно, он промок, но его кожа пылала огнём, обжигала…Руки девушки захватили края мокрой рубашки и осторожно стянули её с плеч Леона. Две оставшиеся, все ещё застегнутые пуговицы вдруг с треском разлетелись в стороны, это Леон резким движением отшвырнул рубашку и привлек Хиляль к себе. Холодная ладошка девушки легла туда, где часто, гулко, шумно билось его сердце, как будто готовясь вырваться. Леон хрипло пробормотал что-то невразумительное.