- Вы боитесь меня или моей раны, медсестра? - Леон продолжал изводить ее, мучительно смутившуюся, пристальным и насмешливым взглядом. Хотя он и сам не мог себе объяснить, что за чувства сейчас испытывает при виде светловолосой маленькой гордячки. Даже дразнить эту юную невинность было удивительно приятно. Леон старался и не мог припомнить, когда в последнее время так откровенно наслаждался стыдливой девичьей скромностью. Отчасти причиной тому была ее простая женская реакция на него: девушка все еще робко стояла на пороге в полнейшем смятении чувств. Другая причина заключалась, как бы это странно не звучало, в самой Хиляль. Леону еще не доводилось встречать столь яростно против него настроенную девицу: она неизменно смотрела, не скрывая омерзительного отвращения во взгляде.
Хиляль с трудом перевела сбившееся дыхание и попыталась взять себя в руки. Сердце жалобно сжалось: “Он так красив и знает это,” - подумала она совершенно обреченно. Их взгляды: светлое и темное, невинное и порочное, - встретились, и девушка пришла в бешенство от своих глупых мыслей, едва заприметив понимающе-лукавую улыбку на лице Леона.
Стараясь ни одним движением не выдать смятение бушевавших внутри противоречивых чувств, она, преодолевая себя, двинулась вперед. “Слишком он о себе высокого мнения!” Девушка, пристроив поднос на кушетку, машинально вытерла ставшие неприятно мокрыми ладони и провела языком по пересохшим губам. Их положение было почти вровень: лица оказались столь близко, что Хиляль почувствовала не только запах французского одеколона, но и теплое дыхание Леона на своей левой щеке. Сердце вновь испуганно подпрыгнуло, и томительный жар разошелся по телу.