ЭТО БЫЛО В СЕРДЦЕ МОЁМ | ДВИЖЕНИЕ ЧУВСТВ
АРМЕЙСКИЕ ИСТОРИИ
Сергей КАЗАНЦЕВ
г. Новый Уренгой
Здравствуй, юность
в солдатских сапогах
На третьей странице моего обтянутого серым
шинельным сукном дембельского альбома тридцать
пять лет назад штабной писарь за банку сгущёнки
начертал замечательные по своей простоте и ду-
шевности строки:
Годы службы прошли, и расстались друзья,
Растворились в семье трудовой,
Но откроешь альбом – снова память жива,
И друзья твои рядом с тобой!
Раньше я извлекал из тумбочки этот альбом два
раза в год – в День ракетных войск и артиллерии и
День Советской армии и Военно-морского флота. Но
после того как День ракетных войск с 19 ноября пере-
несли на другое число, запомнить которое я так и не
смог, достаю его только однажды. Вглядываюсь в
лица друзей, знакомых и совсем уже забытых парней,
одетых в полевую и парадную форму с золотистыми
пушками в петлицах, и память вновь возвращает меня
туда, где вместе с этими ребятами провёл я два не-
забываемых года, имя которым – служба.
Приеду, научу рожать!
Фарид Шарипов приехал на Тюменский Север
из Башкирии подзаработать деньжат. Здесь его и
настигла повестка, которая предписывала явиться
в военкомат с вещами.
Мы познакомились в грязной казарме област-
ного призывного пункта, где, мучаясь от безделья и
неизвестности, собранные в команду под № 80/101,
неделю ждали «покупателей». Наконец душной май-
ской ночью сто первую команду подняли, построили,
пересчитали и своим ходом погнали на вокзал.
В Свердловске, когда до отправления поезда
оставалась пара минут, возле открытого окна
нашего купе вдруг нарисовалась небритая лич-
ность, которая, распахнув полы брезентового
плаща, показала будущим воинам две восьми-
сотграммовые бутылки «бормотухи». Сторго-
вались за последнюю десятку, и поезд, лязгнув
буферами, тронулся. Сургутянин Вася Терентьев,
сверкнув стальными фиксами, одним махом со-
рвал с «огнетушителя» пластмассовую пробку и
плеснул зелье в кружку. Вино на поверку оказа-
лось дрянным спитым чаем…
Пацаны визжали и матерились, а Фарид лежал на
второй полке и улыбался. Причина улыбаться у него
имелась, потому что, ещё не доехав до части, Фарид
знал: служить ему осталось месяцев шесть от силы.
Его Сания в ноябре родит второго (Фарид надеялся,
что это будет обязательно сын), и он по закону поедет
домой. А потом опять на Север, где обещали взять на
старое место, как только закончится это недоразуме-
ние с армией. Все мы жутко завидовали Шарипову, но
вида, как истинные сибиряки, не показывали.
В учебке, где высшим начальником был громад-
ный подполковник по фамилии Суворов, нас стали
учить наматывать портянки и запускать ракеты, а
Фарида определили в сантехники. Острые на язык
тюменские парни тут же стали звать его «король
дерьма и пара». Сильный от природы и от природы
же очень добрый Фарид, вечно ходивший в дурно
пахнущей гимнастёрке, не обижался. Наоборот,
он наверняка чувствовал себя виноватым перед
теми, с кем в год московской Олимпиады ехал в
одном вагоне от Тюмени до маленького городка на
Псковщине. Ведь скоро их разгонят по «точкам», а
он поедет в родную Башкирию к своей Сание, дочке
и только что родившемуся сыну.
В начале ноября мы сдали экзамены и убыли к
новому месту службы. Фарид остался – до дома ему
оставались считаные дни.
Через год я приехал из леса в родную учебку,
чтобы забрать молодых. Учебка – не боевая часть,
здесь жили исключительно по уставу, поэтому утром
пришлось вставать по подъёму. До завтрака было
часа полтора, я стоял в курилке и смотрел, как кур-
санты под нудным холодным ноябрьским дождиком,
хлопая сапогами по лужам, бегают по плацу.
Вдруг из-за угла казармы выплыла фигура в тёмном
бушлате и, отчаянно косолапя, направилась ко мне,
под спасающий от дождя козырёк курилки. Сердце у
меня ёкнуло. Так ходить мог только Фарид Шарипов,
потомок отчаянных башкирских наездников, которые
бунтовали вместе с Емельяном Пугачёвым, а позже,
замирившись с царями, в конном строю брали Париж.
Через три затяжки бушлат приблизился настоль-
ко, что стало видно лицо, и я, пугая курсантов, заорал
на всю прилегающую территорию: «Фарид!»
СЕВЕРЯНЕ № 4, 2018
113