Последний раз в её доме было так тихо, когда... А ведь и правда — когда это было? Были ли в её доме звуки хоть когда-нибудь? Впрочем, звуки, несомненно были. Но она предпочитала считать, что их не было.
Не было никогда.
Тишина успокаивала, если она, конечно же, не была постоянной. В её нынешнем положении было грех жаловаться. Тишина была её вернейшим спутником, её колыбельной, её рассветом и закатом. Она пила с тишиной кофе, готовила с ней завтраки, обеды и ужины.
Когда она выходила в небольшой садик на заднем дворе дома, тишина следовала за ней. Она заполняла каждую секунду её жизни. При необходимости, она даже часы сверяла по тишине. Раз тишина, два тишина, вот уже час тишины прошёл, два, три...
Капли тишины, падающие с неба, были мокрыми. Она чувствовала это, когда вода бесшумно стекала по её ладоням, подставленным дождю. В каждой капле было отчаяние, боль, и совсем не было надежды.
Она гладила тишину по голове, запуская пальцы в пушистую на ощупь шерсть и глядя в счастливые глаза собаки, устремлённые на неё. Улыбаясь, она наклонялась и бесшумно целовала пса в нос, попутно обнимая его за шею.
Когда она ходила по дому, её босые ноги совсем не оставляли звуков. И даже если она знала, что ступенька должна скрипеть, она почему-то не слышала скрипа. Она слышала только тишину, каждый раз обиженно нахмуриваясь.
Блендер на кухне был бесшумным, звонок входной двери, судя по всему, уже давно стал бесполезным, ведь от него шла только отчаянная тишина и холодная безысходность. От холодильника была только вибрация, но никогда — звуков.
А ледяной северный ветер, распахивающий окна в гостиной, делал это с такой грацией, что даже роняя своим порывом стоящую на журнальном столике небольшую вазу, он делал это беззвучно и даже как-то аккуратно, что ли.
Выходя на улицу, она не могла понять: ну почему все так тихо говорят? Она ведь никак не могла услышать их, а ей так хотелось ещё хотя бы