ПУТЕШЕСТВИЕ | НЕВЫДУМАННЫЕ ИСТОРИИ
Стали знакомиться . Енкси – бригадир , Пётр и Николай – молодые парни по восемнадцать лет . Виктору – лет двадцать пять . Имя ещё одного я не понял , чуть ли не Петипа ( прямо так и хотелось спросить : уж не Мариус ли ?). С воздуха я чумов не видел : покрытые оленьими шкурами , они заиндевели и для неопытного глаза сливались с тайгой .
Бригадирский чум , на первый взгляд , ничем не отличался от остальных , но позже я обнаружил , что он не только добротнее других , но и аккуратнее составлен , да и размером побольше . Теперь я знаю , как сразу определить бригадирский чум : от него по обе стороны разбросан на деревья тонкий провод радиоантенны .
Енкси первым нырнул внутрь , я сразу за ним – и окунулся в полумрак , очень сходный с тем , какой бывает в шатрах . К этому времени здесь уже были все взрослые мужчины стойбища : пришли пить чай вместе с нами .
Я распаковал сумку . Вытащил свой паёк : три банки тушёнки , столько же банок сгущёнки , прихваченные из дома вафли , буханку хлеба , два лимона , 800 граммов масла , банку с сахаром , банку консервированного борща , бутылку водки ( а прихватил я две ), кружку , вилку и ложку , наконец , пачку плиточного чая . Всё я выставил перед собой прямо на пол , как мне показалось , но это был низенький национальный столик . В чуме едят , сидя на полу , как и на Востоке .
Моё поведение было встречено с одобрением . Раздевшись , мы приступили к чаю , который уже был разлит женой Енкси . Подошёл шестой , тоже Виктор , самый старший ( 52 года , но выглядит на сорок ). Всемером мы вмиг выпили водку , пришлось доставать вторую бутылку , которую я припасал на вечер . Но и это было для нас комариным укусом . Однако мужики прониклись тем , что я привёз их только две и что я большой начальник , и на том успокоились . Покончив с едой ( а она появилась как-то совсем незаметно ), я объяснил цель прилёта , и мы перешли к делу . Да , совсем забыл . Разрезал лимон , но никто не знал , как его есть . Тогда я насыпал в чашку сахару и показал . Енкси попробовал и , смущаясь , сказал : пусть дети , они никогда такого не видели . Я обмакивал дольки лимона в сахар и раздавал детям , которые не столько ели , сколько дивились всему . Сахар слизывали , а сам лимон бросали на пол . Так и не поняли … Во время чаепития жена Енкси Зоя , с которой он сразу же меня познакомил , не произнесла ни звука , к столу подошла только один раз , чтобы подлить кипятка в чашки .
Выдавая спальник , директор совхоза Николай Бабин предупредил : от того , как поведёшь себя , будет зависеть , оденут ли тебя в тундре . Так вот , сразу после чаепития мне выделили малицу , пошитую специально для Бабина ( а мы одной комплекции ) и которую , кроме него , ещё никто не надевал ( какая честь !), и кисы на мою ногу , заставив отложить в сторону валенки и бушлат с приговором : это не одежда , она тепла не держит . В тот же день я убедился в сказанном .
Олений транспорт был готов , бригадир уехал в стадо , а мы двумя упряжками – на озеро . Я сидел в нартах Виктора . До озера тридцать – тридцать пять минут езды , что-то около шести километров . Я впервые сел на нарты , но быстро начал кое-что понимать . Ухватиться не за что , и чтобы не упасть , человек вынужден всё время напрягаться , особенно нагружается спина ; уже через десять минут я понял , что с радикулитом в тундре делать нечего . И всё-таки приспособился : назад ехал сидя уже не боком , а задом , то есть свесив ноги с кормы . Так , конечно , хуже , чем передом , но надёжнее . Вторая беда , секрет которой я разгадал только на другой день , – это мои очки , которые запотевали ежесекундно , покрываясь матовой плёнкой льда . Их поминутное протирание на ходу – сущая мука , не лучше , когда в таких очках что-либо делаешь .
На озере в снегу была рыба , выловленная ещё 6 декабря . Смёрзшиеся кучи разбивали пешней и грузили в мешки , их получилось двадцать девять – чуть больше тонны . Мужики тогда выловили три тонны , но большую часть скормили оленям , немного съели сами . Затаренные мешки мы сложили на озере и уже при свете луны вернулись домой . Во время работы было жарко , я снял с головы капюшон , но , чтобы лысина не замёрзла , надел меховую тюбетейку , которую сделал из кроличьей шапки , взятой ещё из Минска . А мороз был около двадцати пяти градусов , да ещё и быстро крепчал , что было для меня совсем непривычно , потому как в Тарко-Сале большую часть времени я проводил в помещениях , а цивилизация , понятное дело , не даёт чувствовать природу во всей её полноте .
Назавтра ловить рыбу было нельзя : вода в озере проступала через опустившийся лёд , нужно ждать мороза покрепче . Мне задавали много вопросов , на которые я старался отвечать . Ещё на озере я выяснил , что , кроме Бабина , за всю историю бригады сюда никто не прилетал , я первый человек из райкома . Сначала не поверил , но позже всё подтвердилось . Я допустил большую
82 СЕВЕРЯНЕ № 3 , 2018