АПОКРИФ-97: 11.2015 (H5.1 e.n.)
боги. Вот почему никому и в голову не могло прийти в Гомеровские Века попробо-
вать растолковать, кто же такой Зевс, и какого цвета у него борода. Ксенофан Коло-
фонский прав, когда он утверждает, что боги имеют образ людей лишь потому, что
они описываются и познаются людьми. Но он не хочет понять, что человек иначе и не
может по-настоящему понять мир, чем через персонификацию этого мира, чем через
живое общение с этим миром. В этом плане Хайдеггер, призывавший слышать голос
Бытия, намного ближе к Гесиоду, чем Ксенофан.
Итак, у древних греков боги не интерпретировались — они сами и были ин-
струментами для интерпретации чего-то запредельного и не познаваемого непо-
средственно. Однако же, как только появляются объяснительные конструкты, кото-
рые, словно уродливые и тёмные стены усадьбы Мальпертюи, возводятся над богами
— сразу же боги теряют свою лёгкость и неуловимость. Боги теряют свою красоту и
жизнь. Боги теряют непосредственность. Вместо олицетворений чистого, говоряще-
го с нами Бытия — они становятся прислужниками своих интерпретаторов, таких, как
уже (и ещё не) упомянутые Кун, Грейвс, Лосев, Тахо-Годи, Доддс, Фрезер, Кереньи и,
разумеется, Титан-Юнг. А также — многие другие.
Ведь вы заметили, правда: Кассавиус — чернокнижник, как я уже сказал. От
чернокнижника до учёного-гуманитария нужно сделать не столь большой шаг. В этом
смысле, сдаётся мне, вся усадьба Кассавиуса, всё ужасающее Мальпертюи — это ме-
тафорическое (сатирическое?) изображение гуманитарной науки, которая занимает-
ся лишь тем, что приписывает всё новые и новые смыслы заезженным образам, вме-
сто того, чтобы эти образы освобождать, вводя их во всё новые и новые контексты.
Такую нелёгкую задачу сегодня, к примеру, выполняют некоторые мыслители-
постмодернисты: великолепной в этом плане работой является «Верили ли греки в
свои мифы» проницательного Поля Вейна, ученика Мишеля Фуко. Можно упомянуть и
блистательную ученицу Александра Дугина — Натэллу Сперанскую, чей «Дионис Пре-
следуемый» написан в великолепном традиционалистском стиле — ведь современ-
ный русский традиционализм, несомненно, тождественен радикальному постмодер-
низму. Можно вспомнить и некоторые другие работы других талантливых мыслите-
лей. Суть, однако, в том, что и Сперанская, и Вейн не воздвигают новое Мальпертюи,
хотя и пишут о богах; их мысли движутся от эпохи к эпохе, от контекста к контексту,
никогда не останавливаясь и бесконечно переключаясь на новые и новые смыслы.
Речь, конечно, идёт не о титаническом хаосе. Это — хаос чистый и свободный, хаос
абсолютных потенций, из которого некогда возникли сами боги. Быть может, истин-
ные боги всегда лишь возникают, никогда не пребывая — и в этой изменчивости они
неизменны, всемогущи и свободны.
Никогда не стоит позволять Кассавиусам осквернять мир, в котором вы живёте.
Когда-то у меня была мечта сделать новый перевод «Теогонии» — вместо стыдливо-
го властовского и блудливого вересаевского. «Новый перевод» уже несколько лет
неизменно лежит у меня в столе, вместе с моим огромным комментарием на 300 с
лишним страниц. Я никогда не опубликую эти тексты. Сражаясь с Кассавиусами, сле-
дует остерегаться того, чтобы и самому не стать одним из них и не унаследовать
ужасное, уродливое Мальпертюи.
Да сохранит нас всех милосердный бог от такой участи!
45