ОККУЛЬТУРА: Конкурс Verbena
тельный, записанный в обеих «памятях» и ведущий к успеху в начинании, и опыт от-
рицательный, закрепляющий неудачу в предприятии и её последствия, априори есть
проявления действий индивида с внешним миром по собственной воле. В главе «Мо-
заичное мышление, или Одиночество ночного портье» я говорил о ныне существую-
щем в русской культуре параязыке. Его необыкновенной и властной особенностью
является то, что в силу безоговорочного его могущества над пользователями он мо-
жет насильно изменять последовательности записей решимо итлабшут и решимо
авиют! Более того, включать в эти записи целые фрагменты, принадлежащие к памя-
ти иных лиц или целой общности таковых!
Я обязан напомнить и утвер дить главное: параязык иероглифических идиом
есть, несомненно, средство удержания общности в стабильно структурированном
состоянии. А если точнее — это аппарат насилия, оружие вроде автоматических пу-
лемётов кинжального огня, охраняющих полосы отчуждения военных баз...
«Колыбель качается над бездной...» Над бездной ахронии, замечу от себя. Без-
временье в его частном проявлении есть разрыв связей между Человеческим сооб-
ществом и его отдельными (этническими, общинными, семейными... далее дополни-
те по вкусу) частями. Это первый шаг к безжалостной и всевсасывающей воронке,
ведущей в миры «испорченных чертогов». (Я сторонник минимализма в терминах и
именно поэтому буду стараться возможно реже пользоваться оккультными терми-
нами и сленгами.)
В раннем детстве автор, быстро научившийся читать, достал с полки книгу мод-
ного тогда писателя (подражателя Виталия Бианки). Сюжет представлял собою раз-
вёрнутое повествование о детском, подростковом и зрелом периоде жизни зайца-
русака. Действие происходило в лесах средней полосе России. Можно было сравнить
способности автора с крепким профессиональным умением художника-
иллюстратора (поговаривали о том, что автор — удачливый охотник и знаток «при-
роды»). Чтиво, попавшее мне в руки, можно было бы назвать занимательной книж-
кой с никаким сюжетом, но «общегуманистическим» содержанием, плюс множество
биологических фактов и полезных сведений. Но... Если бы не одно огромное «НО».
Крупный временной отрезок из жизни «косого» никак не был связан с какой бы то ни
было человеческой эпохой. Совершенно герметическое существование самого уша-
стого героя, его друзей и врагов пребывало вне времени, в какой-то ледяной и
огромной космической пустоте. Этот факт вызывал у меня приступы глубокого са-
крального ужаса и отвращения. Так вполне взрослый, но неопытный каббалист, от-
крывший страничку записей «вестников-мучителей», пулей вылетает обратно в жаж-
де увидеть алтарный свет своего маленького бара, уставленного соответствующим
содержимым...
Владимир Набоков в поэме своего персонажа Джона Шейда описал (и превос-
ходно) именно это состояние мировосприятия маленького человека: «...Унылые
толчки в триасе, тени и пятна света в верхнем плейстоцене. Вверху палеолит, он
ДЫШИТ ЛЬДОМ...». Вот этот самый «лёд безвременья» (моя интерпретация, не
Набокова) и есть базис мертвенного параязыка, выложенного сакральными мозаи-
ками иероглифических идиом. С его помощью во множестве создаются крошечные
мирки малых, ущербных сознаний, призванных жить и в свой срок растворится в
полном «ничто»... Официальная история человечества, как и история отдельных
32