MUSEUM
— Это одна из многих иллюзий для пришедших из пропасти. Двери нерушимы,
как и столпы Яхин и Боаз. Они думают, что ломают двери, но дух их оказывается
сломлен противостоянием с Вечностью. Мы видим отражение их иллюзии, а двери
храма закрыты для них навеки. Но если ты желаешь, Любезная Брат, я прикажу слу-
жителям отворить их и пустить сюда.
— Но не будет ли осквернено ими святое место, Светлейший? — спросил я, по-
жимая пл ечами.
— Они были здесь уже и не вняли милости, но будут снова и постигнут суть ка-
ры.
Тогда он сделал жест, и служители сняли засов, и в храм вбежала женщина, уже
не молодая, уставшая и измождённая длительным переходом по пустыни, говорила
она на ханаанском наречии. Я невольно вспомнил нашу с братом недавнюю прогулку.
Он отвлёк меня тогда от работы над скрижалями и увёл далеко от города в ме-
сто, которое называл Вратами Смерти, и показал там нечто ужасное, и подарил мне
нечто бесценное, оттуда взятое. Вот эти совсем недавние и свежие воспоминания
оживил у меня вид этой женщины. И хотя наше путешествие длилось всего три дня, я
устал настолько, что моему брату потом пришлось немало позаботился, чтобы при-
вести меня в чувства.
Но по виду женщины было видно, что бродила она там много дней, гораздо
больше, чем мы. Кожа её была обгоревшей — видно было, что она пренебрегала по-
крывалом, одежда её была истрёпана. По выражению лица и глазам её было видно,
что она очень устала, но находилась в плену одной единственной мысли, не дававшей
ей покоя.
Я удивлённо посмотрел на брата.
— Здесь сходятся пути всех эпох и развязываются все узлы прежних путей,
дабы они больше не извивались змеями, но стали подобны лучам Ока Всевидящего.
Крик её гулко сотрясал храмовые стены, эхом отражаясь от сводов. Женщина
яростно сжимала кулаки, так что ногти вонзались в кожу, и с ладоней струилась
кровь, изо рта шла чёрная пена, а глаза закатились.
— Она одержима духом пустыни, подобным тем, коих Иешуа загнал в стадо
свиней, — тихо сказал мне брат.
Женщина то падала на пол и извивалась и корчилась, то пыталась ползти к
нашему малахитовому столу, то смеялась. Она была бы одним из самых ужасающих
и жалких зрелищ, если не её непозволительное желание отвлечь нас от работы.
Тогда мой брат снова ударил молотком по столу, и из-под молотка снова за-
струилась кровь.
И в Хейхале наступила такая тишина, что слышно только треск фитилей в за-
правленных оливковым маслом семисвечниках.
— Назови своё имя! — громко приказал мой брат женщине.
Она зашипела и изрекла нечто невнятное.
Мой брат молниеносным движением выхватил меч, направился к ней и уже че-
рез мгновение подставил меч ей к горлу.
— Имя твоё или твоего хозяина!
Она отрывисто произнесла несколько букв.
Брат дал знак служителям, и они подхватили её под руки и потащили к выходу.
198