136
# my rac e азб учн а я ист ин а
не отрываясь в иллюминатор подводной лодки без возмож-
ности переключить телеканал или почитать Facebook. Пе-
риферическое зрение с удовольствием материализует мон-
стров из глубин подсознания. Около 5 утра я дважды падаю,
заснув на ходу. Не знал, что это возможно, но это возмож-
но — заснуть на ходу.
Е Еда. В каждом хорошем беговом воспоминании, поло-
женном на бумагу, должна быть часть, посвященная еде: от
витаминов и изотоников до гелей и подножного корма. Это
плохое беговое воспоминание, в нем не будет части, посвя-
щенной еде.
Ё Ёлки-палки, ты идиот, говорю я себе. Как извест-
но из актуальных мемасов августа, it takes an idiot to run a
marathon, but it takes a special kind of idiot to run an ultra. Но
я идиот не в этом донкихотствующем смысле и не в смысле
достоевском, а в клиническом. Надевая трико поверх трусо́в
(или тру́сов?), я разулся и обнаружил, что не переложил в
левую кроссовку стельку — впереди было еще 150 км. Мно-
го, много слов на «Ё» вспомнил я в тот момент, когда из глу-
бины кроссовка острыми зубами мне улыбнулась пиранья
грубой изнаночной штопки.
Ж Жалость. Спустя сутки следующего за стартом дня, че-
рез 100 км от старта, стало некуда продолжать — не уложил-
ся в лимит времени. Сойти было некуда, нужно было полз-
ти на базу в долине. Тропа нескончаемой пыткой вилась то
вверх, то вниз. Вверх я приноровился наступать на пятку,
но, чтобы идти вниз, нужно было обязательно наступать на
мясо, и мясо орало неразборчиво сквозь ибупрофен. Было
сумрачно. Падали хлопья редкого снега. Когда я допрыгал
на одной ноге и двух палках до транзитки в Авориазе, ее
уже разбирали. Кто-то сливал остатки супа в бидоны, кто-
то скручивал в рулоны растяжки, все были заняты. Никому
не было до меня дела. Наконец, одна из волонтерок меня
увидела, улыбнулась и ножницами оскопила биб. «Ужас-
ная, ужасная погода», — сказала она. Я пожал плечами и со-