3.
К
ак-то эти птицы стали связываться со смертью. Нет, не то чтобы суеверные предвестники.
У них слишком для этого безучастные глаза. Зато красивые перья. Скорее украшение.
В середине лета мой день рождения. Эти болезненные смены дат разнесены пополам
с двух сторон года. Каждый год я еду туда, где ничего не меняется, всё на месте — от запахов до лисичек на обочине. Эта карта — надёжная. Цифры сменяются, а лисички на месте.
20 июля мне настало 37. А 3 дня назад убит малазийский самолёт. Проснувшись, листаю
бесконечные ссылки — перечисление кошмара. Взрыв. Мрак. Обугленные тела. Фотография разметавшегося по земле большого красного попугая. Летели в самолёте два павлина и попугай, погибли так же, как и бескрылые. Яркие перья светятся среди обугленных
останков тел такими же чистыми пятнами цвета, как синтетический неубиваемый багаж.
Natur mort. Неповреждённые предметы разных форм и цветов: чемоданы, телефоны, одежда, книги, игрушки. И чёрная бесформенная масса, бывшая только что их отдельными владельцами. И алый попугай. Где-то там павлины.
Крякнуло смс. Мама: «Приснилось, что ты держишь в охапке павлина, которого выдают
за попугая. Смотри, сбудется ли».
О господи.
Едем в средневековый замок, по дороге пытаемся разгадать значение попугаев и павлинов. Рассуждаем про символы, про раздутое эго, про копирование. Но всё не то. Не упихивается в предопределения, в придуманные значения. Таскаться по символическим картам
с обозначенными кем-то точками скучно. Нас-то там нет.
В книге «Щегол» отец главного героя — прощелыга и игрок, отрицательный персонаж,
с очень стройной системой мира, где всё полно символов и предсказаний, на основе которых он делает ставки и — проигрывает. Книга пропитана аллюзиями на голландское искусство с его тёмными краями, на сюжеты картин, на натюрморты, на ванитас, на Рембрандта,
на «Властелина колец», на Диккенса, на «Преступление и наказание», на Пьету, там сотни
следов мировой культуры — это произведение плотно прошито другими, от античных до
современных. Ключевой момент в книге случается там, где мальчик под воздействием просмотренного фильма, не в силах противостоять сюжетному совпадению с киногероем, выдаёт свою тайну — показывает спрятанную картину.
Выходит, что ключ — сила искусства, и связанность всего со всем, каждое следующее
произведение вшивается в общее полотно, переплетаются уток и основа. (Уток — птичье
слово.) Связанность всего со всем, как монолит «Чёрного квадрата», где нет зазоров между
молекулами.
Может быть, эти совпадения — просто сюжетные узлы, суставы, чтобы нанизывать мясо
жизни. Красота павлина и попугайные повторения — это просто отражение красоты повторов, перья фрактальной структуры гипертекста? Узоры ткани? Узоры, которые иногда
выхватывает свет, как на голландской картине.
Но что может быть убийственнее для цветка, чем назвать его драконом?
P. S.
Средиземное море. Красный пластиковый каяк. На нас только купальные костюмы и спасжилеты. Плывём на остров из слоистого камня и колючек.
Все разбрелись по своим созерцательным делам. Мне захотелось обойти остров по окружности. Я иду по каменистому берегу — слева обрыв в воду, справа колючий кустарник. Удаляюсь от спутников, вот уже скрываюсь за поворотом. Берег становится скалистым.
Надо прыгать через расщелины, но назад повернуть мне нельзя. Надо завершить этот
круг. Это трудно объяснить чайкам — я оказалась в их личных покоях. +B