писал поэму, тщательно подбирая слова, чтобы при их сочетании нельзя было выудить
смысл. А мы всё делаем ровно наоборот, пытаемся сшить, стянуть и связать детали — надуть, раздуть купол, чтобы внутри получался роман, детектив, поэма, и это некоторая форма навязчивого состояния, попытка защититься, уцепиться.
И вот я вернулась к автосервису, и тут позвонила Шура, и я, говоря с ней, стала бродить по странному скверу, расположенному вдоль стены, отгораживающей Третье кольцо,
и представляющему собой асфальтовую круговую дорожку. Я кружила по ней, думая, что
надо бы и от сегодняшнего дня найти какой-то предмет для моего гипсового архива, но
сомневалась — стоит ли этот день того, ведь я была одна, и день этот недоказуем, то есть
у него нет живого свидетеля, а будет только гипс. Но тут я увидела обрывок белого воздушного шарика.
И что это значит, а?
Практически ничего, кроме того, что эта цепочка случайных событий, распределения
воспалённого внимания в сознании, жадном до литературы, стремящемся придать всему
идеальную форму — форму шара, где все точки равноудалены от центра — в этот раз двигалась сообразно парадигме, заданной Кузькиным — живое vs архивное.
И эти шарики — дух-воздух, событие, сдерживаемое тонкой оболочкой. Оболочка — это
текст, документация. И содержимое и его граница очень хрупкая конструкция — одно другое сдерживает, но ни то, ни другое не существуют порознь. И это тоже пшик.
Акция «Сумма» — сложение в неделимое события и его документации, мы оказались
сразу внутри текста, видя себя со стороны, причём со стороны нечеловеческой — дрона.
Там произошло соединение цифрового и аналогового. Цифра на ткани — реальной вещи
— при удалении стала выглядеть как нарисованный кружок, а мы вообще исчезли, то есть
ВЫЧЛИСЬ.
И это чудесно.