«Современники не должны знать меня настолько, насколько я позволяю дальним потомкам. Мне следует беречь честь N. и детей, пока они живы. Но я не могу удержаться, чтобы не поведать свою душу бумаге, и в этом есть неизлечимая болезнь сочинительства. Болезнь часто смертельная, ибо современники убьют меня за откровение души, за истинное откровение, если они проведают о нем. А потомки уже ничего не смогут со мной поделать, не только со мной, но и с моими праправнуками, ибо отдаленность во времени делает самые предосудительные поступки всего лишь историей. В отличие от настоящего, история не опасна или оскорбительна, а лишь занимательна и поучительна».
Только в последнем великий поэт ошибся: «отдаленность во времени делает самые предосудительные поступки всего лишь историей. В отличие от настоящего, история не опасна или оскорбительна, а лишь занимательна и поучительна».
Это может быть верным только в том случае, когда речь не идет о великом человеке. Хотя Пушкин и понимал свое место в истории ( буквально в следующем предложении он пишет: «Я не желаю уносить в могилу мои грехи, ошибки, терзания — слишком они велики, чтобы не стать частью моего памятника»), но он вряд ли мог предположить, что будет для русского народа не просто гениальным поэтом, а национальной святыней, на которой не может быть ни одного темного пятна. А тут такое произведение. Любому другому талантливому поэту или писателю вполне простили бы такое произведение. Оно наоборот даже повысило его популярность в народе. Но Пушкин – это особый случай. Тут уже действуют совершенно другие законы, из серии – то, что позволено Юпитеру… А в данном случае – то, что прощается простому смертному – не прощается святому. И именно потому, что Пушкин является для
PlayCountry 121